Я бездельничаю. Реально. Мне лениво скачивать новые фильмы, слушать многоскачанную музыку, смотреть телек, писать, да и читать ЖЖ.
Странные ощущения. Появление нового члена семьи в доме реально меняет жизнь, но как-то даже не так, как ожидалось.
Но зато читаю.
Вы знаете, какая проблема, когда можно накачать много литературы на портативный ридер? Самая простая: начинаешь что-то читать, если вдруг становится скучно, немедля бросаешь и переходишь к другой книге.
Буду стараться с этим бороться. Но пока параллельно читаю много различных книг вместе.

Одну книгу я читаю в бумажном варианте, позаимствовал на время у милейшего
vodianoj.
Книга эта уже достаточно нашумевшая, написана пулитцеровским лауреатом Майклом Шейбоном (или Чабоном, как в очередной раз криво перевели в русском издании).
Называется она «Союз идишских полицейских», читаю её в оригинале (даже страшно подумать, как этот идишский акцент выглядит в русском переводе).
Достаточно интересное, хоть и короткое интервью по поводу этой книги -
здесь, в Букнике.
Но у меня с этим романом странная история. То и дело по ходу задумываюсь об одной фразе в начале романа:
"Jews have been tossed out of jpint three times now - in 586 BCE, in 70 CE and with savage finality in 1948".То есть в этой альтернативной истории гос-во Израиль проигрывает войну за Независимость и множество евреев гибнет в 1948-м году.
И ещё о названии гимна Ситки, этого еврейского государства на Аляске: "Нох а-мул", что в переводе означает "Ещё один раз!", несколько не очень оптимистичное название.
И пускай всё это "альтернативная история", но ощущение бренности еврейского бытия в этом мире вообще и в Израиле в частности плотно заседает в башке, так что, несмотря на то, что роман рассказывает совершенно о другом, эти тяжелые мысли преследуют меня каждый раз, когда я возвращаюсь к чтению этого романа.
И ещё, об идише.
Это язык, на котором общались между собой мои бабушки, дедушка, немного мама и дядя.
Моя бабушка со стороны мамы училась в своё время на факультете идишской литературы в Киевском университете, пока не случился пожар в университете до ВМВ, после чего факультет решили не восстанавливать (это совпало как раз с массовыми сталинскими репрессиями против творческо-литературной еврейской интеллигенции). Затем до конца жизни она писала на идише стихи, даже печаталась в идишской газете в Израиле.
Как во многих еврейских семьях, чаще всего родственники при мне переходили на идиш, чтоб я чего-нибудь не понял. И как часто бывает, именно благодаря этому я вполне могу понять разговор на идиш, ну, без деталей, скажем так.
Двадцатый век сделал с еврейскими языками нечто невозможное: практически мертвый язык иврит стал разговорным и официальным, а вполне себе живой идиш ушел вместе с шестью миллионами погибших в Холокосте, а также "благодаря" ассимиляции евреев в галуте и вытравлению этого языка в гос-ве Израиль.
Сейчас в Израиле среди студенческой молодёжи стало несколько более популярно брать в качестве одного из дополнительных курсов на гуманитарных факультетах именно идиш.
Я грешным делом думаю, что неплохо было бы, если бы в моей семье в дальнейшем этот язык как-нибудь сохранился.
Ich tracht ich bin gereght..